Е. В. Ройзман: если работать, то все получится!

28 апреля 2014 года

Я расскажу об одном из аспектов борьбы с потреблением алкоголя. Про Фонд «Город без наркотиков», наверное, многие слышали — в свое время мы подняли просто восстание против наркоторговцев. Это было обычное народное восстание. Потом мы ввели сопротив­ление в цивилизованное русло и сумели в разы уменьшить наркоти­ческую смертность — у нас уже в течение пяти лет от наркотиков не умер ни один подросток. Я считаю, что смертность — это основной критерий, основной показатель наркоситуации в регионе, другие показатели размыты.

А в 2005 году у меня шел обычный прием населения, пришли два парня и говорят: «Мы хотим бороться с алкоголем». Я говорю: «Парни, вы кто такие?» — «Так мы бывшие алкоголики, сейчас хо­тим побороться». Я говорю: «Парни, что вы считаете для себя са­мым важным?» Они говорят: «Борьбу с паленой водкой, борьбу с суррогатами» И что-то мне не дало их просто отправить, я почему-то сам за них зацепился, вижу — «глаза горят», они понимают, что происходит. Я говорю: «Ну, давайте попробуем».

И они начали по фондовской технологии: поставили пейджер, назвали емким и жестким словом «суррогат», раскачали его на всю область, и его бесплатно стали рекламировать телеканалы. И все население могло сбрасывать туда информацию, где торгуют сурро­гатами. Пейджер просто докрасна раскалился, очень много сооб­щений — начали смотреть, работать по точкам.

У нашей организации есть ещё один огромный плюс – нет никакой иерархии, т.е. ее члены не обязаны докладывать начальству, согласовывать мнения и т.д. Они что видят, то и говорят. На чест­ную общественную организацию давить невозможно.

Сразу же с чем столкнулись — торговли суррогатами не бывает без участия милиции. Это просто аксиома такая, в одних случаях это прямое покровительство, а в некоторых — попустительство. А оптовой торговли суррогатами просто не бывает без милиции. Это чтобы ни у кого не было иллюзий.

И еще один очень важный момент. Почему суррогатами торгуют безнаказанно? Дело в том, что практически никогда в этих делах нет потерпевших. Это когда человека убили, будут ходить родст­венники и смотреть, чтобы дело было доведено до суда. Если что-то украли, будут следить, чтобы все попало в суд, чтобы все вернули. А здесь — потерпевших нет, и в то же время потерпевшие — все мы, наша страна, и роль общественных организаций в том, что они представляют всех нас.

Когда мы обнаружили несколько тысяч сообщений о том, что по всему городу безнаказанно торгуют суррогатами, я сделал запрос в Генеральную прокуратуру, сказал об этом, о том, что у нас сума­сшедшая смертность от суррогатов, что милиция не принимает мер. У нас очень жесткий окружной прокурор Юрий Михайлович Золотов, в результате начался замечательный разбор полетов, появилась ку­ча дисциплинарных взысканий. Подняли все дела по суррогатам, которые возбуждались и не были доведены до конца, и выяснилось, что большую часть из них до конца довести можно — и все виновные были наказаны. В конце концов, к нам приехали сотрудники мили­ции и говорят: «Парни, ну что ж вы так жестоко нас наказали, ну давайте работать». Мы говорим: «Давайте». И начали работать.

Выяснили следующее: в Екатеринбурге и Свердловской области практически всю торговлю осуществляют этнические группировки (по области, в основном, эту работу контролируют азербайджанцы), и это ни для кого не секрет.

Начали работать. Сначала долбили точки, причем очень жестоко. Вели съемку, давали в эфир. Эти кадры видела вся область — страна должна знать своих «героев». Попадали в эфир те, кто в очереди стоял, кто покупал; кто вдруг умудрялся отпустить преступников и не довести дело до конца, тоже попадали в эфир, т.е. такое очень мощное создали общественное давление.

Парни ко мне пришли в апреле 2005, а к концу года мы посмотрели, посчитали, получили данные, и вдруг выяснилось, что смерт­ность у нас упала на 400 человек. У нас в области умирало 2 тысячи мужиков каждый год и вдруг обнаружилось, что в этот год умерло 1 тысяча 600. Было проведено порядка 100 операций, выяснили 2 ос­новных потока поступления: первый — это Лобненский гидролизный завод поставлял гидролизный спирт, который потом разливали и т.д. и второй путь — из Северной Осетии шла просто водка. Кстати один раз перехватили 58 тонн спирта из Северной Осетии, с Север­ного Кавказа.

Плюс аптеки. По аптекам, полностью согласен с коллегой, про­блема огромная, у нас основные смерти шли от антисептина, антисептин нам поставляла Москва в 100-граммовых бутылках, которые мог купить даже ребенок. Это очень продаваемый продукт был. Я сам работал против антисептина. Мы договорились, послали 13-летнего парня, он раз пошел и купил антисептин под запись, другой раз купил, третий раз купил, мы все кадры дали в прокуратуру, на­писали в Роспотребнадзор и эту торговлю антисептином задушили разом на территории области. Вы не представляете, что началось! Шквал звонков из Москвы, бывшие сотрудники правоохранительных органов голосили, ругались, обзывались, говорили, что будут штра­фы, санкции, что разгонят, разгромят... Тем не менее, мы довели дело до конца и все — в Свердловской области антисептина нет, мы задушили полностью эту торговлю.

А на Русском Севере, где просто население спивается, я столк­нулся с тем, что торгуют в маленьких флакончиках 95° спиртом, а названия очень ласковые: «Трояр», «Кирюша», «Три богатыря», т.е. мало того, что торгуют, добавляется еще и элемент глумления. Сначала продают флакончики по 24 рубля, когда основная часть населения вышибается и снижается покупательная способность, их разливают во флакончики по 12 рублей, я полагаю, что потом будут по 6. Вот это то, что я видел своими глазами.

Еще столкнулись с тем, что законодательство не совершенно. Точки за продажу суррогатов можно преследовать только пользуясь статьей 238 УК — это продажа населению продуктов, несоответст­вующих требованиям безопасности. Делается закупка, если экспер­тиза обнаружила денатурирующую добавку, причем все настроены только на диметилфтолат, все, можно возбуждать уголовное дело и с еще одной закупкой закрывать. В основном просто штрафуют. Плюс статья 171 по незаконному предпринимательству, но там на закупку надо 200 тысяч рублей. Ни у одного райотдела в России на закупку таких денег не найдется.

Момент, который очень сильно нас задел. Мы, пожалуй, единст­венная страна, где подростки никак и ничем не защищены. У нас подросткам можно продавать алкоголь и за это никому ничего не будет. Лишать лицензии очень долго, а граждане (то есть продав­цы) вообще за продажу алкоголя несовершеннолетним ответствен­ности не несут. Вот просто говорю всем как профессионалам, я внес законопроект об усилении ответственности за сбыт алкоголя несо­вершеннолетним вплоть до уголовной; кстати, Комитет по здраво­охранению меня здесь поддержал, за что огромное спасибо. Ни по одному законопроекту я не встречал такого сопротивления. Все от­зывы до единого были отрицательными и немотивированными. А в кулуарах сказали — «сюда нельзя лезть, слишком большой сегмент алкогольного рынка замкнут на несовершеннолетних». Это все пи­во, это жестянка вся, джин-тоник, отвертка, то, от чего печень отваливается, и все остальное. Сумасшедшее сопротивление, сейчас попробуем другим путем пойти, и еще Андрей Самошин и Александр Лебедев внесли альтернативный законопроект, им тоже его завеси­ли почему-то на июль. Но мы будем там сопротивляться, может быть, что-то получится.

Так вот, по 2006 году еще удалось снизить смертность почти на 400 человек. Два года работали: первый год на 400 человек смерт­ность понизили, второй раз — от этой отметки еще на 400, т.е. на 800. Полтора года реальной работы пяти человек, причем одновре­менно работало не больше трех, — и добились результатов, что на 1200 человек в области умерло меньше, ну плюс там депутатский ресурс и так далее. Они вышли из трезвеннической организации В. А. Дружинина, работали с фондом имени Г. А. Шичко, но при этом это самые простые парни. Договорились, нашли честных со­трудников милиции, в основном, это БПРовцы (сотрудники Отделов по борьбе с преступлениями на потребительском рынке), иногда ОБЭПовцы, и договорились с ГАИшниками. Потому что потом начали уже просто фуры останавливать по 20-25 тонн. Их, как правило, сопровождают действующие сотрудники милиции, и самое обидное (вот где понадобился уже мой депутатский ресурс): после того, как этот груз загоняют во двор райотдела и возбуждается уголовное де­ло, за ним надо внимательно следить, потому что его тут же отдают под любым предлогом, ночью воровски выкатывают КАМАЗ и отда­ют. И нам удалось один раз поймать такой КАМАЗ, который выкати­ли с Верх-Исетского райотдела, угнали в село Никольское и там разливали. Там очень мощная азербайджанская группировка Ибадова-Гамбарова, нам все-таки удалось ее добить, по ним сегодня суд начался.

Но в самом «Трезвом городе» всего несколько человек, это ма­ленькая общественная организация. Все мы работаем на свои деньги, просто достаем из кармана, делимся. Нет никакого бюджета и нет никакой поддержки властей. Если всерьез работать, по стране элементарно ситуацию переломить в течение года-двух. Я полно­стью согласен с коллегой Николаем Федоровичем Герасименко — требуется четкая позиция государства. У нас позиция государства, на мой взгляд, очень расплывчатая и, скажу честно, ханжеская. А если работать, то все получится.

 

 

1 Выступление на открытии международного семинара «Антикризисный ас­пект демографических процессов: пути разработки эффективной алко­гольной политики России (мировой опыт и российские реалии)».

 

Д.А. Халтурина. Алкогольная катастрофа и возможности государственной политики в преодолении алкогольной сверхсмертности России. М., 2010.